Энка была права. Особого впечатления Корр-Танг на Ильзу не произвел. Обычный южный город — шумный, грязноватый, кишащий ворами; с глинобитными плосковерхими домами окнами во двор, зловонными бурыми арыками вдоль улиц, с богатым дворцом местного правителя, башней колдуна-звездочета и большим невольничьим рынком. Куртки здесь стоили не дороже, чем в Кансалоне, а еда оказалась намного дешевле. Орвуд сперва удивился, а потом сообразил: в Средние века город еще не страдал от регулярных орочьих нашествий, потому и жизнь была лучше. Из интереса почтенный Канторлонг даже к работорговцу подошел, приценился. За невольника просили сущие гроши! Грех было упускать выгоду!
— Давайте купим одного, — предложил рачительный гном.
— Кого? — не поняли спутники.
— Раба, кого же еще!
— Боги Великие! Это еще зачем?! — От изумления Хельги выронил лепешку, которую жевал на ходу, назло сильфиде — она утверждала, что в городе так поступать неприлично.
— Пригодится. Будет тяжести таскать, еду готовить, еще что-нибудь полезное делать.
Рагнар нахмурился:
— Благородным существам не к лицу иметь невольников. Рабство — дикий пережиток, его надо искоренять. Вот у нас в Отгоне…
— Во-первых, рабство станет диким пережитком лет эдак через тысячу, и то только у вас в Отгоне. А сейчас оно в порядке вещей. Во-вторых, ты знаешь, как на юге обращаются с рабами? А мы его даже бить не станем. Облагодетельствуем, можно сказать! В-третьих, когда придет срок, мы можем отпустить его на волю. Получится очень благородный жест, раб нам только спасибо скажет.
— Ну не знаю! — колебался рыцарь. — Не по душе мне это дело!
— Посиди пока во-он в том трактире, подожди. А я схожу на рынок.
— Я с тобой! — вызвался Эдуард.
— И я! — подхватила Ильза. — Мне интересно!
— Пожалуй, я тоже, — решила сильфида.
— Фу! — осудил демон-убийца. — Образованное существо, магистр, архитектор — и пойдешь покупать невольников?!
— Я пойду не покупать, а следить, чтобы они не наделали глупостей, — нашла отговорку девица. — Ждите нас в трактире!
Невеселое это было место! Ильза пожалела, что пошла.
На холодной, открытой всем ветрам площади сидели, кто в цепях, кто в колодках, несчастные невольники. Южане и северяне, люди и нелюди, мужчины и женщины, дети и старики. Головы их были низко опущены, волосы нечесаны, жалкие одежды едва прикрывали наготу. Никто не поднимал глаз, не переговаривался, не перешептывался. Лишь сдерживаемый кашель и тихие стоны изредка срывались с их бледных губ. Тяжелый, гнетущий запах сотен грязных тел висел над площадью, и даже свежий степной ветер не мог его развеять.
Надсмотрщики прохаживались между рядами и помахивали, пощелкивали о голенища добротных сапог двухвостыми плетками — для острастки, дабы хозяева видели, что не зря деньги платят, — но в ход их пускали редко — рабы вели себя смирно.
А заправляли делом, как водится, вездесущие торговые гоблины — хитромордые, желтокожие, шустрые. Одни были одеты в длиннополые стеганые халаты из дорогой сехальской парчи, другие, на северный манер, в плащи с капюшонами. Но и от тех, и от других нестерпимо разило розовым маслом, сандалом и еще какой-то приторно-сладкой дрянью. Наверное, с помощью южных благовоний торговцы пытались отбить, заглушить рыночную вонь. Но запахи смешивались, и результат получался совершенно отвратительным.
Покупателей на рынке было немного. Не сезон, решил Орвуд. Зимой в рабах особой нужды нет, больше съедят, чем пользы принесут.
Появление новых лиц заставило гоблинов оживиться.
— А вот невольники!.. Невольников кому!.. Крепкие, здоровые! Сам ловил!.. Товар отборный! — неслось со всех сторон.
— Вам для чего надобно, почтеннейшие? — подскочил бойкий молодой торговец в синем халате. И уж так он старался угодить, что даже ушами прял от напряжения. — В рудники? В гарем? В черное услужение?
— Нам по хозяйству! — отвечал Орвуд важно.
Гоблин радостно подпрыгнул:
— О! Тогда вам старушку надо! Эх, вот у меня старушка есть! И стряпать, и прибирать, и за малыми ходить — на все горазда!
— Какая старушка! — рявкнула сильфида, машинально хватаясь за рукоять меча — вертлявый гоблиненыш ее жутко раздражал. — Не видишь, мы воины! Жизнь у нас походная, что мы с ней делать станем? На себе таскать? Спасибо, другой груз найдется!
Торговец замахал руками, затряс острой козлиной бороденкой:
— Не надо! Не надо старушку, господа хорошие! Уриаш у меня есть! Сильный как вол, глупый как пень, смирный как овца — в ошейнике рожден! Тяжести таскать — лучшего не найдете!
— Ну покажи, что ли, — поморщился Орвуд.
— Рагнар уриашей не любит, — вспомнила Ильза.
Сильфида больно толкнула гнома в бок, прошипела сердито:
— Нам не нужен раб, рожденный в ошейнике! Такого на волю не отпустишь, он к ней не приспособлен. Даже помереть может!
— Да еще и глупый, — разочарованно протянул Эдуард. — Нет, я умного хочу, чтобы поговорить…
— Есть! — с восторгом взвизгнул гоблин. — Есть у меня умный! Книгочей! Науки ведает! Говорить начнет — заслушаешься! Чисто соловушка поет!
Орвуд давно подозревал, что торговые гоблины применяют какую-то свою, торговую магию. Иначе как объяснить, что все четверо покупателей вдруг совершенно ясно почувствовали, что именно такого невольника им и не хватает для счастья! Будто затмение нашло: обрадовались, побежали смотреть!
А самое главное — они его купили!
Потому что хваленый книгочей оказался не кем иным, как Бандарохом Августусом собственной персоной!
Ильза не удержалась, взвизгнула от неожиданности, и хитрый гоблин мгновенно смекнул, в чем дело. Он тут же взвинтил цену вдвое!
— Ежели кто своего хочет на свободу выкупить, завсегда платит больше. Так уж заведено, у кого хошь спросите, добрые господа!
Орвуд пришел в ярость, швырнул монеты ему под ноги:
— На, подавись!
Всю обратную дорогу он бранил последними словами и торговца, и всю их сволочную гоблинскую породу, и Бандароха за компанию. Грозился, что по возвращении в родное время взыщет с него долг, причем с процентами за все истекшие столетия. Магистр не возражал, он был так счастлив, что готов был все отдать.
При виде возлюбленного, украшенного ошейником и огненной печатью во весь лоб, Эфиселия едва не лишилась чувств. Аолен тоже был в потрясении:
— Силы Великие! Неужели Мэб пала так низко, что продала несчастного пленника в рабство?!
Но Августус объяснил, что приключилось. Королева оказалась ни при чем. Во всем был виноват он сам. Оставшись в Волшебной стране на правах гостя, он пользовался некоторой свободой, мог гулять по замку и его окрестностям. Правда, покидать владения Мэб ему было не велено, ну да он и сам к этому не стремился, жизнь в королевских чертогах пришлась ему по вкусу.